top of page
Лидер Надежда Алексеевна

Война в жизни и в альбоме деда Фёдора

(Альбом Чугунова Фёдора Терентьевича)

     То, что дед мой воевал, знала с детства, поскольку мы с двоюродной сестрой Наташкой любили играть дедовыми медалями. Красивыми казались нам эти игрушки, железные кругляши с полосатыми ленточками. Значения большого мы им не придавали, главное ‑ красивые, необычные. В деревне медали висели на стене под портретами, как они попадали в наши детские руки ‑ не знаю. Неужели мы их сами снимали? Ой, боюсь, не я ли была инициатором столь вопиющего непослушания, подговаривала Наташку, она и совершала варварство. Её же дед никогда не ругал. Но все равно, баба Катя, а то и сам он, заметив иной раз, отнимали и ругались, что таскаем их «где ни пОпадя», того гляди ‑ потеряем. Так оно и случилось, мы ли их потеряли, сама ли бабка, только, когда она пришла жить к нам, медалей в узелке у неё не было. Долгое время в моей памяти были только эти обрывки воспоминаний об участии деда в войне. Какими медалями мы играли, за что дед получил награды, где он воевал и как, стыдно, но, увы, не интересовалась…

     Ну, может быть, в глубине души и думала, что когда-нибудь… надо бы…

    

     И вот неожиданно, спустя почти 50 лет, я получаю ответы на незаданные вопросы. Александр Николаевич Чугунов, неутомимый труженик нашей родословной и истории села, нашел сайт награжденных в Великой Отечественной войне и там имя деда (см. рис. 1, 2 внизу страницы).

     Все всколыхнулось во мне, вспомнились наши детские «игрушки».

     Я даже нашла фотографию, на которой запечатлены медали, висящие на стене деревенской избы, и внимательно её изучила (см. рис. 3). Да, именно так всё и было.

     На фотографии просматривается три медали (мне же кажется, что их было больше). Две под фотографией деда, надо полагать ‑ его, одна под фотографией бабы Кати, наверное, это награда её. Портрет в рамке без наград ‑ Вера, их старшая дочь, дочь солдата, которая за «карман зерна» была посажена во время войны в тюрьму и пропала. Фотографии висели высоко, под ними большую часть стены украшала политическая карта мира. Скорее всего, она закрывала какие-нибудь огрехи, тем не менее, отдаю должное грамотности деда, и не исключаю, что он тщательно её изучал.

     Возвращаюсь к медалям. Увеличив старый снимок, увидела – действительно, на нём медаль «За отвагу» (см. рис. 4).

     А я ведь держала её в руках, гладила, не догадываясь ещё, что, спустя годы, просто знание о ней станет для меня большой ценностью…

     Вторая награда, думаю, была вручена к юбилею Победы, дед мог получить её ещё при жизни. Дед помер в 1966 году, мог получить медаль «20 лет Победы».

     Только по виду ленточки не похоже, что на стенке висит юбилейная награда. Скорее всего, на фото медаль «За победу»(см. рис. 5) .

     Но с другой стороны, не может быть, чтобы у деда не было и юбилейной. По приказу в 1965 году ею награждались все, кто непосредственно участвовал в боевых действиях, просто по какой-то причине она не попала на историческую фотографию. Или снимок был сделан раньше 1965 года. Была она, была, отсюда у меня и неясное воспоминание, что медалей было больше.

     Теперь меня заинтересовала медаль бабы Кати. На ней явно просматривается барельеф Сталина. За что же наградили мать, отклонив все её прошения о помиловании дочери? Чем заткнули кровоточащую рану? Опознала я её по ленточке ‑ медалью «За доблестный труд» (см. рис. 7).

     Труд был действительно доблестным, при этом есть было нечего, вот и таскали бабы и ребятишки с работы зерно карманами, чтобы выжить, да малых чем-то накормить. А «малых» у бабы Кати в войну было четверо. Выжили все, только взрослая Вера пропала и, скорей всего, даже не попала в официальный список потерь в Великой Отечественной войне ‑ 20 млн. человек.

     А дед воевал. Скупые слова приказа дали много информации о нем, но и вопросов вызвали столько же: «Призван Акташским РВК 30.10.1941 г.»

     Через 4 месяца после начала войны в возрасте 41 год. Но куда он был призван? Ведь дальнейшая запись говорит, что в действующей Армии служить он начал спустя 2 года, в 1943 г. Где он был в это время?

     А альбоме деда есть фотография, сделанная в Казани в 1942 году, там они с товарищем в добротной зимней одежде военного образца (см. рис. 8), значит ли это, что он попал в казанскую «учебку» или служил там в какой-нибудь интендантской службе? Кому полагалась такая форма? Не знаю. Под фотографией надпись с именами. Если судить по тому, как дед написал имя товарища, можно предположить, что Илья Герасимович земляк. Но кто он, теперь нет возможности выяснить, как и то, где они служили и почему оказались зимой (причем, не ясно в начале или конце 1942 года) в Казани.

     Дед служил топовычислителем, эта должность предполагает наличие определенных знаний, которых просто не могло быть у простого, хотя и грамотного, крестьянина. Однозначно эти два года он учился! И, возможно, что как раз в Казани.

    

     Краткая справка:

     По решению Правительства СССР в первые же месяцы войны Казань стала городом первой степени секретности.

     Положение на фронте было тяжелым, и осенью 1941 года под Казанью начали строить противотанковый оборонительный рубеж ‑ «Казанский обвод». В случае наступления немцев он должен был защитить от врага и Казань, и близлежащие районы. Как говорится в секретных донесениях того времени, на строительстве противотанковых окопов и рвов под Казанью работало не менее 107 тысяч человек – в основном женщины и молодежь старше 16 лет.

     Может быть, дед был мобилизован на это строительство, а дальше послали учиться либо в Казанское танковое училище, которое было создано на основании приказа Наркома обороны СССР от 12 апреля 1941 г. Основой танкового училища стала база пехотного училища, расположенная в Казанском Кремле. Или, учитывая специфику его дальнейшей службы, в Казанский военный институт (высшее артиллерийское командное училище) начинался с военной авиашколы, созданной опять-таки в Челябинске в 1940 г. Первые выпускники (773 авиамеханика) окончили школу почти на 2 месяца раньше срока и в ноябре 1941 года практически всем выпуском сразу ушли на фронт.

     Наверняка в этих училищах готовили не только командиров, но и специалистов нижнего звена и отсюда военная специальность деда.

     Рассуждаю далее: на передовую дед попал 16 октября, 25 уже был «легко» ранен. Что это было за ранение, и при каких обстоятельствах он его получил? Где лечился?

     Опять кусаю локти. Ведь могла, могла все узнать из первых уст, ну, если не их первых, то от бабы Кати или от мамы ‑ точно. Они-то уж знали…

     Ну что ж, и так открылось немало сведений: дед служил в 888 артиллерийском полку 326 Рославльской Краснознаменной дивизии.

     Рославльская стрелковая дивизия негласно считалась мордовской, так как была сформирована на территории Мордовии в годы войны и на 70% состояла из мордовцев. Рославльской же, наряду со многими другими, она стала называться после освобождения города Рославля. За годы войны дивизия пережила два формирования:

     1-е формирование ‑ 02.12.1941 – 30. 09.1943,

     2-е формирование ‑ 14.10.1943 ‑ 09.05.1945

     1097, 1099, 1101 стрелковые полки; 888 АП; 608 ППС.

    

     Дед был зачислен в строй действующей армии 16.10.1943 года, значит ли это, что он попал во второе пополнение, обескровленной в предыдущие годы, дивизии? Не знаю, но то, что в её составе он прошел до конца войны – точно.

     Краткая справка:

     Дивизия сформирована в сентябре 1941 года в Саранске. После переформирования ею командовали:

  •      Оборин Иван Иванович (27.09.1943 ‑ 10.11.1943), полковник;

  •      Ложкин Николай Николаевич (11.11.1943 ‑ 18.06.1944), полковник;

  •      Колчанов Григорий Семенович (19.06.1944 ‑ 09.05.1945), генерал-майор.

     В конце войны дивизия находилась в составе 2-й Ударной армии Белорусского фронта. Участвовала в прорыве к Балтийскому морю, форсировании реки Вислы, взятии города Данцига. Боевой путь, прошедший через Рязанскую, Тульскую, Московскую, Смоленскую, Орловскую, Калининскую, Ленинградскую области, Латвию, Эстонию, Польшу, дивизия завершила на берегах Эльбы. За проявленный героизм получила 12 благодарностей от Верховного главнокомандующего. Более 11 тысяч воинов награждены орденами и медалями Советского Союза. О боевом пути 326-й стрелковой дивизии, сформированной в Мордовской АССР, И.Д. Пиняев написал художественно-документальный роман «Шла дивизия вперёд».

     1. Шла дивизия вперед. Книга 1. (1941-1943)

     2. Шла дивизия вперед. Книга 2. (1943-1945)

    

     Где и каким образом найти эти книги? Вот бы прочесть их и пройти с дедом весь его боевой путь…

     С радостью «узнавания» я читаю даже скупые строки справки: дивизия «участвовала в прорыве к Балтийскому морю», ведь они перекликаются со словами из письма деда: «Пишу вам с побережья Балтийского моря» и фотографиями в альбоме (см. рис. 9, 10, 11).

    

     Далее: дивизия «за проявленный героизм получила 12 благодарностей». В самом деле дед занимался поиском каких-то благодарностей. В архиве деда сохранились два ответа от его однополчан, которые и дали возможность это предположить. В одном письме безымянный автор сожалеет, что не может помочь, поскольку самого обокрали, когда ехал домой: «и хромовые сапоги, и ботинки, брюки и ещё кое-что и все документы вытащили, даже парт. билет».

     Второе письмо из Шугуровского района от Зиена Бикаева сохранилось полностью (см. рис. 12), в нем дед получает совет для восстановления документов «написать Згуру» и развернутый ответ (даю с сохранением орфографии):

     1.За овладение городом Рославлем 25.09.1943 г.

     2. Остров.21.07.1944 г.

     3. Тарту. 25.08.1944 г.

     4. Зальфельд. №246.23.01.1945 г.

     5. Мариенбург. (Данцигской бухты). №256. 26.01.1945 г.

     6. Старогард №294. 7.03.1945 г.

     7. Крепостью Гданьск (Данциг) №319. 30.03.1945 г.

     8. Анклам. №351. 29.04.1945

     9. Фрайфсвальд 352. 30.04.1945 г.

     10. Штральзунд №354 1.05.1945 г.

     11. Свинемюнг №362 5.05.1945

     12. За овладение островом Рюген №363 6.05.1945 г. Воину Победителю.

    

     Неужели благодарности выдавали всем солдатам? Наверное, поскольку следующая фраза Зиена неоднозначна: «Очень жаль, что вы утеряли такие ценные документы». Значит, они были, да и точность, с которой Зиен перечисляет их, говорит сама за себя, вряд ли он описал их по памяти…

     «Боевой путь дивизии, прошедший через Эстонию» в архиве деда сохранился картой, где карандашом надписано: «Карта Эстонии. Война 1941-45г. Мой боевой путь» (см. рис. 13).

    

     Карта большая и, видимо, снята со стены, так как на каждом уголке следами ржавчины сохранился кружок от кнопки.

     Свой боевой путь по Эстонии дед прочертил простым карандашом, след которого со временем выцвел, но с помощью лупы я смогла разглядеть и восстановить его (см. рис. 14).

    

     Известно, что 10.8.1944 г. части дивизии прорывают оборону противника в районе города Изборска. Через несколько дней дивизия вступила на территорию Эстонии. Форсировав р. Пыйэуза, перерезала железную дорогу Петсаари-Валга и захватила ст. Леопсаари.

     К 24 августа ведет бои за город Тарту. Наступая с юго-востока, дивизия обходным маневром вклинилась в позиции противника на 20 км, чем разрезала и парализовала оборону гитлеровцев северо-восточнее Тарту.

     7-го сентября 1944 г. за активное участие в освобождении Советской Эстонии и овладение городом Тарту указом ПВС СССР дивизия награждается орденом Красного Знамени.

     С 18-го сентября части дивизии возобновляют наступление. Продвинувшись вперед на 270 км, 326-я освободила населенные пункты: Вильянди, Куала, Абья, Полувайя, Мустала, Алойа, Лимбажин.

     А ещё дед сохранил фото из жизни эстонцев, поразившее, видимо, воображение русского крестьянина несуразностью телеги (см. рис. 15).

    

     После освобождения Эстонии дивизия ж/д транспортом перебрасывается из района Тарту в польский г. Острув-Мазовецкий и сосредотачивается в соседних лесах. Войдя в составе 116-го стрелкового корпуса во 2-й Белорусский фронт, дивизия ведет подготовку к прорыву обороны противника на участке Макув-Пултусск.

     С 4-го января 1945 года части дивизии выступают на марш по маршруту Подбожье – Острув-Мазовецкий – Прохово – Вышкув – Велонтни – Топольница – Гладчин и к 08.01.1945 г. сосредотачивается в лесу западнее Гладчин и Жондов.

    

     Из Польши дед прислал домой фото на котором но снят с «Медалистом Комаровым» (см. рис. 16, 17).

     Медалист Комаров тоже дошел до конца войны. Про него в 1946 году упоминает в письме тот же безымянный автор: «с Комаровым друг другу ходили гулять, он живет хорошо, работает тоже в колхозе». Рассказывается в письме ещё об одном однополчанине: «Членов работает по специальности ‑ мукомолом», дает его адрес: «Ульяновская область г. Мелекес, ул. Дзержинского дом 3. Членову Ва. А., а вот Ковалева: Москва 61, Преображенская площадь…»

     Таким образом, из писем восстанавливаются фамилии однополчан деда: Згур, Комаров Ф, Зиен Бикаев, Членов Ва.А, Ковалев, Васильев Аркадий Васильевич, Сиренко Трофим Яковлевич.

     Дальнейшее исследование показало, что фамилия Згур, правильно произносится ‑ Згура. Он был командиром 888 полка (см. рис. 18).

     Лет десять до описываемых событий (в 1935) он был одним из лучших курсантов конно-артиллерийского дивизиона в училище имени Верховного Совета РСФСР... Казаков В.П. в мемуарах «Огненный вал наступления» пишет о нём: «Остался в памяти плотный, курносый, веселый курсант Згура, у которого все спорилось. И на коня он сел сразу крепко, и на турнике работал отлично, и за орудийного наводчика действовал очень хорошо».

    

     О фронтовой дружбе написано много красивых слов, но когда читаешь незамысловатые строки реального письма от фронтовика к фронтовику, да ещё адресованное родному деду, все воспринимаешь иначе. Понимаешь, что они не просто однополчане, они душами приросли, и после войны им страшно не хватало друг друга: «Мы с тобой, Федя, жили неплохо, обменивались мнениями как бы остаться живым и все же остались. Мы все же счастливыми вернулись и не раненые домой и будем писать друг другу и сообщать новости будем» ‑ слова безымянного автора. Зиен Бикаев тоже просил: «Пишите чаще».

     Дальнейшее изучение фотографий в альбоме деда вызвало у меня нешуточный интерес. С солдатскими фотографиями все понятно – друзья, однополчане. Даже присутствие фоток врагов объяснимо. На одном из таких снимков печатными красными буквами выполнен оттиск «Harredorf», на другой рукой деда сделана надпись: «Немцы у блиндажа» (см. рис. 19, 20).

     Но следующие пять листов дедова альбома заклеены кадрами явно чужой жизни. На снимках аристократичного вида люди в домашней обстановке за столом. Эти-то чем были ему дороги? Где он их взял? Подобрал на дорогах войны? Или… прости господи, боялась даже подумать, насмотревшись телепередач «Жди меня». Пристальное разглядывание лиц приносит догадку, что на них запечатлены люди одной семьи. Вообще подогрелся интерес! Помолясь, отлепила две и изумилась ещё больше, они подписаны 1922 годом (см. рис. 22).

     Тут уж, не удержалась и, да простит меня дед, осторожно отлепила все. Незамысловатые записи на обратной стороне: «немецкие дети», «немецкие девушки», «немецкая деревня» (см. рис. 24, 28, 29).

     Эти надписи позволили догадаться, что снимки привлекли внимание деда необычностью, разительным контрастом со своими родными (см. рис. 30, 31, 32). И привез он их домой, чтоб показать семье, как люди живут.

     Немецкая исследовательница Эльке Шерстяной, прочитавшая сотни солдатских писем, утверждает: «Первое, что отметили красно-армейцы в Восточной Пруссии... ‑ это дороги. Даже деревенские улицы… были в хорошем состоянии. Обращало на себя внимание наличие канализации в сельской местности, обилие скота, хорошая оснащенность этих хозяйств техникой и инвентарем...» Да, это правда! Дед привез и такую фотографию, где немцы молотили хлеб, не иначе, действительно это произвело на него, потомственного крестьянина, большое впечатление и, я уверена, он на раз доставал её и показывал односельчанам (см. рис. 33).

     Меня чужие фотографии заинтересовали не на шутку. Что-то в них просматривается общее. Неужели эти детишки выросли в девушек, и у деда в альбоме сохранился архив одной семьи? Где он понабрал их? Следующая фотография дает ответ: «Хозяйка имения» (см. рис. 34, 35). Похоже, моя догадка верна. На фотографии 1922 году она ребенком в своей семье, затем девушка и там, где трое в шляпках, стоит в серединке. Далее везде она: с кем-то из старших, с ровесниками, с мужем или братом и вновь одна. Гордая, красивая, богатая…

     А вот, наверное, фотография имения (см. рис. 40). Полк деда стоял в этом имении в июле-августе 1945 г. По обрывочным записям на двух фотографиях я прочла, и в интернете нашла его. Это – Финстервальде (по записям деда ‑ Фюрстенвальде). Интернет выдает одинаковую информацию, как по первому, так и по второму варианту. Нашла это место и на немецкой карте, где дед отметил места боевой славы своего полка (см. рис. 41, 42).

     Но кто люди на снимках и как называлось имение? Интернет ответа не дал, будем ждать его из Германии от родственников, которых я попросила о помощи.

     Далее вновь хроника:

     16.01.1945 – дивизия, форсировав Нарев, овладела Пултусском.

     «Более трудным, длительным и ожесточенным был бой, завязавшийся в своеобразном четырехугольнике, который образуют на этой местности село Баранец, лесной хутор Выгода, деревня Тшцинец и рокадная дорога на Пултуск…

     Мне доложили, что несколько танков прорвались к наблюдательному пункту командира 888-го артполка майора Згуры. Один его дивизион стоял на огневых позициях за рекой Пелта, примерно в километре от него, но помочь командиру уже не мог. Танки двигались на НП, ведя огонь и по нему, и по отходившим группам стрелков. Майор Згура вместе с разведчиком сержантом Крюковым кинулись к брошенному неподалеку 105-мм немецкому орудию. Оно оказалось исправным, снарядов много. Згура встал за прицел, Крюков зарядил пушку. Первым же снарядом командир полка поджег немецкий танк. Он горел, а снаряды Згуры уже рвались рядом с другими танками, и они не выдержали и стали пятиться. Попытались обойти огневую позицию стороной, через речку Пелта, но она, хотя и мелкая, не пропустила танки — вязли они на ее раскисших берегах. А из-за реки орудия артдивизиона уже били танкам по бортам. Оставив еще четыре подбитых танка, противник отошел в лес» (Мемуары. Казаков В.П. «Огненный вал наступления»).

     23.1.1945 части дивизии овладели г. Заальфельд, 25-го вышла на р. Ногат, заняла несколько плацдармов на ее северном берегу и частью сил пошла на Мариенбург для содействия 108-му ск.

     С 26-го января, отражая яростные контратаки противника, дивизия отходит на южный берег реки Ногат и занимает прочную оборону.

     С 15-го февраля 1945-го дивизия сдает свой участок обороны 53-му и 161-му УРу и совершают марш в район Грюнфельда. Перегруппировавшись, с 18-го февраля 326-я с боями стала продвигаться на Данциг, ведет тяжелые бои у стен города-крепости Меве. Не добившись успеха в боях за этот город, дивизия обходит его и 25-го февраля продолжает движение на Данциг, по пути овладев нас.п. Гоголево.

     К 6 марта 326-я, овладев г. Скурц, сосредоточилась на подступах к Данцигу.

     23.3.1945 г. дивизия вышла на рубеж пригородов Банкау-Леблау-Ковалл.

     В ночь на 26 марта, сменив подразделения 86-й с.д. в районе южной окраины Данцига – Вайнберга, дивизия с тяжелыми боями начинает продвигаться вперед.

     27 марта 326-я, очистив от гитлеровцев пригород Данцига – Ора, завязала бои на окраине Данцига.

     С 28-го марта 1945 дивизия при поддержке Краснознаменного Балтийского флота штурмует Данциг, которым вместе с другими частями фронта овладела 30-го числа.

     Нет воспоминаний деда и об этих днях, только открытки в альбоме, как память о местах, что он там был (см. рис. 44).

    

     8 апреля дивизия выступает на марш, чтобы в течение 7-9 суток, преодолев 250-300 км в составе 2-го Белорусского фронта, принять полосу обороны по восточному берегу Штеттинского залива и реки Одер до города Шведт.

     В конце апреля 45-го дивизия осуществляет передислокацию и, идя следом за 65-й армией, получает задачу форсировать Одер в районе Штеттина и развернуть боевые действия в Западной Померании. Следуя во втором эшелоне 2-й Ударной армии, дивизия подходит к г. Анкламу и завязывает бои в районе Духерова и Ной-Козенова.

     К 5 мая 1945 г. части 326-й с.д. выходят в район острова Рюген, закрепляются на рубеже по Балтийскому побережью Западной Померании, где и встречают Победу.

     В память о Западной Померании в альбоме деда почтовая открытка из Притцира, вероятно, также подобранная им на военной дороге (см. рис. 45, 46). Наши родственники в Германии попытались перевести её текст. К слову, свекор племянницы Лены воевал на стороне немцев и у него также сохранились военные трофеи и воспоминания. Так что моя просьба о переводе получила живой отклик.

     Лена, её муж Дитер и просто посторонние немцы с большим воодушевлением пытались проникнуть в тайну. Их общими усилиями получился такой результат: письмо пришло Голдевицу или в Голдевиц из Вены, написано Кёнеманом (фамилия сохранилась в Германии до сих пор, её носители очень богатые люди, занимаются мебельным бизнесом). Обращение нетрадиционное, непереводимое что-то типа: «Дорогой дружочек», далее в тексте выражается благодарность за присланного фазана (или зайца), сообщается, что автор работает в Потсдаме и надеется чего-то достигнуть, далее идет приглашение в Даллас, привет от жены и неожиданная подпись: «твой поросеночек». Вот так! К сожалению, год не просматривается, но то, что эта открытка ещё довоенная – точно.

     Вновь возвращаюсь к карте, где под типографским названием дедом написано: «Цветным карандашом записи сделаны немцами, кавычки, где (мы?) прошли во время войны, (+) с этого места поехал домой.» (см. рис. 48)

     Победу дед встретил на берегу балтийского моря, запись на обратной стороне первой фотографии «близ Каммин» и точка на карте на берегу Ostzee, скорее всего, и показывает то памятное место, где они получили радостную весть о Победе и, наверняка, отсюда памятные фото в альбоме (см. рис. 49, 50, 51).

    

     И наверняка в этом лесу дед, сидя на ком-нибудь пеньке, написал ликующее письмо домой. Полевой почтой ушло на родину историческое письмо и, несмотря на все перипетии судьбы архива деда, оно сохранилось. Письмо солдата, написанное в день победы – 9 мая 1945 года (см. рис. 52, 53). Текст пронизан радостью и ожиданием скорой встречи, только вернулся дед с войны, по словам тети Риты, в декабре 1945 г.

     Да и фотки подтверждают это ‑ в июне они ещё в Германии, в июле-августе тоже… Война закончилась на бумаге, а на самом деле для солдат все ещё продолжалась? Неужели 326 дивизия попала на Японскую? Нет, скорее всего, дивизия стояла в Германии почти до конца 1945 года. Ведь крестиком отмечено на карте место, «с которого поехал домой».

     Но почему так поздно?

     Ах, как бы мне хотелось прочитать собственные воспоминания деда. Зная его скрупулезность и стремление к систематизации, считаю, что наверняка война, прошедшая через душу, была им описана. Двоюродный брат Дима Чугунов помнит, что дома у них долго валялась общая тетрадь с мелко исписанными страницами, потом тетрадь «пропала». Возможно, в ней как раз и было то, что сейчас так живо меня интересует. Увы…

     Вот, например, как вспоминает войну «изнутри» однополчанин деда Гринберг Дмитрий Моисеевич: «Я попал на курсы связистов, а оттуда меня отправили во взвод связи в новый, формируемый 888-й гаубичный артиллерийский полк РГК, который формировался там же в Гороховце. Начальником штаба полка был мой бывший витебский директор завода Кригер.

     Я попал на батарею, которой командовал старший лейтенант Волков.

     Полк имел на вооружении 152-мм гаубицы, 4 батареи, по 4 орудия в каждой.

     Зимой ударили морозы под 30 градусов, а мы в поле на занятиях, в дырявых шинелях и легких американских ботинках. Да еще костры в поле нам запрещали разводить.

     Когда нас в начале 1943 года отправили на фронт, то мы ликовали, надеясь, что на фронте нас ждет хоть какая-то, но иная доля. Перед отправкой на фронт нам ботинки заменили на валенки, но когда мы прибыли под Старую Руссу в район сплошных болот, то все снова кинулись искать ботинки, снимали их с трупов, поскольку в мокрых валенках сразу отмораживали ноги.

     Ждали, что на фронте нас будут прилично кормить, но попали на передовую в неудачный период, кормили нас скудно, и даже не каждый день, объясняя такое положение трудностями подвоза продовольствия к передовой. Нас просто шатало от слабости, мы опять голодали.

     И чтобы хоть как-то себя поддержать, мы выкапывали из-под снега трупы лошадей, убитых или павших еще в прошлом году, варили это гнилое мясо в котелках, выпрашивая соль у танкистов, так как без соли это мясо было вообще невозможно есть. Кругом только леса, сожженные деревни и болота. Связь прокладывали по лесам, она часто рвалась, вообще, не помню, чтобы была хоть какая-то передышка, и когда нас отвели на переформировку, то мы вздохнули с облегчением, надеялись, что хоть немного отдохнем. Истощенные, в бане не были три месяца, все грязные, оборванные, замученные вшами. Нам казалось, что миллиарды вшей едят нас заживо».

    

     Сразу становится понятной фраза в приказе о награждении деда: «кроме своей основной работы регулярно доставлял продукты питания на НП», по-другому воспринимается крылатое выражение: «война войной, а обед по расписанию», и не вызывает удивления награждение медалью «За отвагу» повара (см. рис. 54).

    

     Много информации нашлось по тем запросам, которые можно было сделать на основании приказа о награждении деда и сохранившихся документов.

     Я нашла и прочла безавторские документальные статьи и рассказы: «Дела и люди 326 дивизии мордовской стрелковой дивизии», где упоминается о бойце Чугунове (см. рис. 55). Конечно, я не утверждаю, что это написано про моего деда, но в том, что он мог сказать и поступить так же, у меня сомнений нет. Например, в одном из рассказов старый учитель Рубакин стоит у пепелища школы «сняв шапку, как бы оплакивая тяжелую утрату. Ветер треплет его седеющую шевелюру.

     ‑ Вот, товарищи, смотрите. Вот он фашистский «новый порядок». ‑ Тишину нарушает мягкий спокойный голос политрука Приходкина. ‑ Фашисты хотят поработить наш народ, они грабят наши города и села, убивают стариков и детей. Не простим этого! ‑ говорит политрук все громче и громче, ‑ никогда не простим! Пусть кровь убитых стучит в нашем сердце до полной победы!

     ‑ Подлые выродки... ‑ тихо шепчут губы старого учителя. Его голос дрожит болью и гневом, в глазах искорки слез.

     ‑ Будь спокоен, товарищ, ‑ на плечо старика мягко ложится рука бойца Чугунова, ‑ отомстим за твои слезы. Дай срок, фрицы поплачут...»…

     И ещё один раз я встретила родную фамилию в этих, некогда секретных, для служебного пользования, документах:

     «Танки неожиданно вырвались из выглядовского леса, со стороны Гагарино ‑ Казановка. Они неслись в обход наших частей, вошедших в деревню. Враг пытался, создав видимость окружения, паникой расстроить наши ряды. Но тщетно. Бойцы не дрогнули, лишь отдельные паникеры бросились назад.

     ‑ Куда, трус? ‑ большой ширококостный Чугунов нагонял молодого, худощавого красноармейца. Тот, с перекошенным от перепугу лицом, бежал из деревни. В сознании Чугунова встало скорбное лицо учителя Рубакина, остекленевшие глаза убитого мальчика Юры, согнутые горем плечи колхозницы Николаевой.

     ‑ Эх, гад, отступать! ‑ крикнул он, презрительно рванув бегуна за ворот шинели. ‑ А кто драться будет?...

     Красноармеец повернулся. Как бы опомнившись, он растерянно хлопал глазами, на щеках, его проступили красные пятна. Может это была краска стыда?»

     Мог дед поступить так? Мог! Народ в массе своей был в то время очень патриотичен. Сестра деда, Татьяна, писала ему на фронт, называя всех солдат сынами Родины.

     Пока писала эту главу, по библиотечному обмену специально для меня пришли из Саранска оба тома книги: «Шла дивизия вперед». Не скрою, я настолько была «в теме», что когда взяла их в руки, не смогла сдержать слез. Конечно, я их махом прочла. В них о бойце Чугунове не проскочило ни слова, но я прожила-таки с дедом два года его войны. Я поднимала рядом с ним дорожную пыль, сапогами месила грязь и снег, толкала тяжелые гаубицы, мерзла, жарилась и боялась, боялась, боялась…

    

     Далее, читая хронику боев дивизии, её переходов и передислокаций, уже несложно было мне представить, как мой дед матерел и черствел душой. И как никогда поняла справедливость, не знаю кем сказанных, слов: «Что-то с памятью моей стало, все, что было не со мной, помню…»

     Но это все, как говорится, из области психологии, а вопросы как были, так и остались. И что? Опять ‑ когда-нибудь… может быть? Или вообще …кто-нибудь?

     Не знаю…

     А ответ по второй медали деда и награде бабы Кати я получила из собственного архива (см. рис. 56, 57, 59).

     Жаль только, что таким же чудом не нашлись сами медали.

    А трофеи деда с войны сохранились до сих пор: покрывало, которое в семье очень долго считали скатертью, и две шелковые шали (см. рис. 60, 61).

Федор Терентьевич Чугунов

(7.09.1900-16.06.1966)

 

     Родился в семье билетного солдата (унтер-офицера), музыканта Терентия Егорова: 7.09.1900 Феодор. Родители: села Караилги билетный солдат Терентий Егоров Чугунов, жена Хиония Феоктистова. Восприемники: Наум Никонов и крестьянская девица Матрона Дмитриева (Метрическая книга Вознесенской церкви с. Караилга за 1900 год. Ф.4, Оп.166, д.186).

    

     В 1915 году закончил Караилгинское земское начальное училище.

     Идеи революции принял, в составе красной Армии, вместе со старшим братом Иваном, дошел до Иркутска, о чем свидетельствует фото в альбоме.

     Жена: Екатерина Алексеевна (в девичестве Москвина). Дети: Вера, Николай, Мария, Александр, Юрий.

     Фронтовик. Великую отечественную войну прошел от начала до конца. Был призван Акташским РВК 30.10.1941 г. Воевал в составе 888 артиллерийского полка 326 Рославльской Краснознаменной дивизии. Награжден медалью «За отвагу». Победу встретил на берегу Эльбы, но домой вернулся только в декабре 1945 года. Трудовая книжка начинается в 1948 году записью ‑ пимокат.

     Работал в Сибири кочегаром на шахте «Молотовуголь», в цехе пароводоснабжения НГДУ «Бавлынефть», при Акташской МТС счетоводом мастерской. В 1954 году был секретарем караилгинского сельсовета. Умер в Кара-Елге.

     Похоронен на сельском погосте.

     Характеристика от племянницы Маргариты Дмитриевны Поповой: «Дядя Федя ‑ был человеком жестким и немногословным. Одним взглядом мог выразить свое отношение к тому или иному вопросу. Словами никогда не сорил, не давил и не настаивал. Высказывался кратко, а дальше «думай сама». От природы и, разумеется, в результате большого жизненного опыта обладал глубоким аналитическим умом, широтой восприятия, серьезным умением добираться до сути вопроса или обстоятельства. <…> По всем жизненным вопросам всегда советовался с женой. Мнение ее ценил, но решение принимал только сам. Я вообще подозреваю, что каких-либо людей-авторитетов для него не существовало. Мама моя ни одного письма Федора не сохранила. Скорее всего, потому что они были всегда прямолинейными и не все в них ей нравилось. Но относилась она к Федору с большим уважением. Думаю, потому что за ним всегда была ПРАВДА, и не считаться с этим было невозможно».

bottom of page